Краткое Содержание Розанов
Книга Розанова «Уединённое» (1912) представляет собой собрание разрозненных эссеистических набросков, беглых умозрений, дневниковых записей, внутренних диалогов, объединённых по настроению.В 'Уединенном' Розанов формулирует и свое отношение к религии. Оно напоминает отношение к христианству Леонтьева, а именно отношение к Христу как к личному Богу.До 1911 года никто не решился бы назвать его писателем. В лучшем случае – очеркистом.
Некуда Лесков в кратком изложении: краткое и полное содержание, сочинения, аудиокниги. Краткое описание. Общая характеристика философии Розанова. Содержание работы. Василий Розанов родился в городе Ветлуге Костромской губернии в многодетной.
Но после выхода 'Уединенное', его признали как творца и петербургского мистика. Уединенное Почти на праве рукописи Шумит ветер в полночь и несет листы Так и жизнь в быстротечном времени срывает с души нашей восклицания, вздохи, полумысли, получувства Которые, будучи звуковыми обрывками, имеют ту значительность, что «сошли» прямо с души, без переработки, без цели, без преднамеренья, – без всего постороннего Просто, – «душа живет» т. е. «жила», «дохнула» С давнего времени мне эти «нечаянные восклицания» почему-то нравились. Собственно, они текут в нас непрерывно, но их не успеваешь (нет бумаги под рукой) заносить, – и они умирают. Потом ни за что не припомнишь. Однако кое-что я успевал заносить на бумагу. Записанное все накапливалось.
И вот я решил эти опавшие листы собрать. Просто – мне нужно.
Ах, добрый читатель, я уже давно пишу «без читателя», – просто потому, что нравится. Как «без читателя» и издаю Просто, так нравится. И не буду ни плакать, ни сердиться, если читатель, ошибкой купивший книгу, бросит ее в корзину (выгоднее, не разрезая и ознакомившись, лишь отогнув листы, продать со скидкой 50% букинисту). Ну, читатель, не церемонюсь я с тобой, – можешь и ты не церемониться со мной: – К черту – К черту!
И au revoir до встречи на том свете. С читателем гораздо скучнее, чем одному.
Он разинет рот и ждет, что ты ему положишь? В таком случае он имеет вид осла перед тем, как ему зареветь. Зрелище не из прекрасных Ну его к Богу Пишу для каких-то «неведомых друзей» и хоть «ни для кому» Когда, бывало, меня посещали декаденты, – то часу в первом ночи я выпускал их, бесплодных, вперед, – но задерживал последнего, доброго Виктора Петровича Протейкинского (учитель с фантазиями) и показывал между дверьми У человека две ноги: и если снять калоши, положим, пятерым – то кажется ужасно много.
Между дверями стояло такое множество крошечных калошек, что я сам дивился. Нельзя было сосчитать скоро. И мы оба с Протейкинским покатывались со смеху: – Сколько! Я же всегда думал с гордостью «civis romanus sum»1. У меня за стол садится 10 человек, – с прислугой.
И все кормятся моим трудом. Все около моего труда нашли место в мире.
И вовсе civis rossicus2 – не «Герцен», а «Розанов». Герцен же только «гулял» Перед Протейкинским у меня есть глубокая и многолетняя вина. Он безукоризненно относился ко мне, я же о нем, хотя только от утомления, сказал однажды грубое и насмешливое слово. И оттого, что он «никогда не может кончить речь» (способ речи), а я был устал и не в силах был дослушивать его И грубое слово я сказал заочно, когда он вышел за дверь. Из безвестности приходят наши мысли и уходят в безвестность.
Первое: как ни сядешь, чтобы написать то-то, – сядешь и напишешь совсем другое. Между «я хочу сесть» и «я сел» – прошла одна минута. Откуда же эти совсем другие мысли на новую тему, чем с какими я ходил по комнате, и даже садился, чтобы их именно записать. Сев задом на ворох корректур и рукописей и «писем в редакцию», М. Но я другому отдана, И буду век ему верна. Вопрос вертится, во сне, около того, как же преодолеть эту «Татьянину верность», при которой куда же деваться редакторам, авиаторам, морякам и прочим людям, не напрасно «коптящим небо»?
Открываю дверь в другой кабинет Роскошно отделан: верно, генерала М. В кресле, обшитом чудною кожей темного цвета, сидит Боря. Сидит без сюртука, в галстухе и жилете. Пот так и катится Вспоминает, как пела «Варя Панина» и как танцовала Аннушка.
Перед ним длинная полоса набора. – Ты, Боря, что это читаешь? – «Внутреннюю корреспонденцию». – Чего же ты размышляешь? «Одобри» все сразу. В номер не влезет.
– Так пошли ее к матери. – Тоже нельзя. Читатель рассердится.
– Трудное дело редакторское. С кем же мне отправляться? (в нашей редакции).
Как будто этот проклятый Гуттенберг облизал своим медным языком всех писателей, и они все обездушелись «в печати», потеряли лицо, характер. Мое «я» только в рукописях, да «я» и всякого писателя. Должно быть, по этой причине я питаю суеверный страх рвать письма, тетради (даже детские), рукописи – и ничего не рву; сохранил, до единого, все письма товарищей-гимназистов; с жалостью, за величиной вороха, рву только свое, – с болью и лишь иногда. Газеты, я думаю, так же пройдут, как и «вечные войны» средних веков, как и «турнюры» женщин и т. д.
Их пока поддерживает «всеобщее обучение», которое собираются сделать даже «обязательным». Такому с «обязательным обучением», конечно, интересно прочитать что-ни-будь «из Испании». Начнется, я думаю, с отвычки от газет Потом станут считать просто неприличием, малодушием («parva anima») чтение газет. – Вы чем живете? – А вот тем, что говорит «Голос Правды» (выдумали же!) или «Окончательная Истина» (завтра выдумают). Услышавший будет улыбаться, и вот эти улыбки мало-помалу проводят их в могилу. Если уж читать, то, по моему мнению, только «Колокол», – как Василий Михайлович, подражая Герцену, выдумал издавать свои орган.
Этот Василий Михайлович во всем красочен. Дома (я слышал) у него сделано распоряжение, что если дети, вернувшись из гимназии, спросят: – «Где папа», – то прислуга не должна отвечать: «барина нет дома», а «генерала нет дома» Это, я вам скажу, если на Страшном суде Христовом вспомнишь, то рассмеешься. Василия Михайловича я всегда почему-то любил. Защищал его перед Толстым. И что поразительно: он прост, и со всеми прост, не чванлив, не горд, и вообще имеет «христианские заслуги».
Неразрешим один вопрос, т. е. У него в голове: какой же земной чин носят ангелы? Ибо он не может себе представить ни одного существа без чина.
Это как Пифагор говорил: «нет ничего без своего числа». Ау В.М. – «без своего чина», без положения в какой-нибудь иерархии.
Теперь еще: – этот «генерал» ему доставляет столько бескорыстного удовольствия. России же ничего не стоит. Да я бы из-за одного В.М. Не дозволил отменить чинов. Кому они приносят вред? А штафирок довольно, и, ведь, никому не запрещено ходить с «адвокатским значком».
Почему это тоже не «чин» и не «орден»? «Заслужено» и «социальный ранг». Позвольте же Василию Михайловичу иметь тот, какой он желает. Что за деспотизм.
Ревизор
Иногда думают, что Василий Михайлович «карьерист». Ни на одну капельку. Чин, службу и должность он любит как неотделимое души своей. О нем глубоко сказал один мудрый человек, что, «размышляя о том, что такое русский человек, всегда нужно принять во внимание и Василия Михайловича». Русский человек, конечно, – не только «Скворцов», но он между прочим – и «Скворцов».
(за нумизматикой). «Конец венчает дело» показывает его силу, Боже, неужели договорить: «и показывает его правду»? Что же стало с «русской реформацией»?!! Один купил яхту, другой ушел в нумизматику, третий «разлетается по заграницам» Епископы поспешили к местам служения, и, слышно, вместо былой «благодати» ссылаются на последний циркуляр министерства внутренних дел. Боже, что же это такое? Кое-кто ушел в сектантство, но посылает потихоньку статьи в «Нов. Вр.», не расходясь отнюдь с редакцией в остром церковно-писательском вопросе (по поводу смерти Толстого).
Авторы
Что же это такое? Что же это такое? Или сказать с Тургеневым: – «Так кончается все русское» (за нумизматикой, 1910 г.).
Тарас Бульба
Посмотришь на русского человека острым глазком Посмотрит он на тебя острым глазком И все понятно. И не надо никаких слов. Вот чего нельзя с иностранцем. Стоят два народа соседние и так и пылают гневом: – Ты чему поклоняешься, болван??! – Кумиру, содеянному руками человеческими, из меди и дерева, как глаголет пророк (имя рек) в Писании. Я же поклоняюсь пречистым иконам, болван и нехристь Стоит «нехристь» и хлопает глазами, ничего не понимая. Но напоследок испугался, снял шляпу, и со всемордовским усердием земно поклонился перед Пречистым Образом и затеплил свечку.